Юрий Щекочихин: Я ГОВОРЮ С ТОБОЮ, ДРУГ….
«Вы едете по Кутузовскому, потом по Можайскому шоссе, видите указатель «Зона отдыха «Переделкино» — и налево».
Я настолько привык к этой фразе — гости приезжают довольно часто, — что сам уже не вдумываюсь в ее смысл. Точно так же, как в словосочетание «Зона отдыха».
Зона? Отдыха?
Как-то раз я услышал классный рассказ одного старого эмвэдешника: «Ты знаешь, почему здание МГУ на Ленинских горах разделено на «зону А», «зону Б», «зону В»? Университет же строили зеки, на том месте была зона… Университет построили, а названия, как водится, сменить позабыли».
Господи, мы все еще в зоне!!!
Мы — в «режиме»: «режим работы», «режим приема»… Сколько еще таких словосочетаний?
Я чувствую себя сыном XX века. Хотел бы чувствовать себя сыном Девятнадцатого. Не получается. Или получается изредка. Последнее время все реже и реже.
А МОЖЕТ, ЭТО БОГ НАКАЗАЛ НАС ВСЕХ, ЖИВУЩИХ В ЭТОЙ СТРАНЕ И В ЭТОМ ВЕКЕ, ДОКАЗЫВАЯ ТЕМ САМЫМ СВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ? ИЛИ НАОБОРОТ? ПОСЛАЛ ИСПЫТАНИЕ, ВЫЙДЯ ИЗ КОТОРОГО — ПУСТЬ НЕ МЫ, ПУСТЬ НАШИ ДЕТИ, — НИКОГДА НЕ ПОВТОРЯТ ЭТОТ СТРАШНЫЙ ПУТЬ?
Я не знаю, откуда взялись во мне эти слова. Я не умею верить в Бога, и потому у меня не может быть к нему никаких претензий. Да и надежд, в принципе, я на него не возлагаю. По той же причине.
Но слова эти родились, вылупились, как птицы из гнезда, возникли где-то в глубине сознания, на дне души — там, куда и заглядывать страшно, как в пропасть, перед которой остановился, замерев от восторга и страха.
ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ПРОИЗОШЛО В XX ВЕКЕ? Коричневая чума. Красная чума. Просто чума. Чума, рак, СПИД. Война, еще война. Еще множество войн. Облако-гриб. Мир на краю пропасти.
Что произошло с человеком? Жил-был человек.
Однажды другой человек, которого он считал своим учеником, его предал.
Уже тысячелетия человечество размышляет над сущностью поступка Иуды.
В XX веке предательство стало неосуждаемым. О нем перестали размышлять и считать его пороком, которого надо стыдиться.
XX век превратил миллионы и миллионы неплохих, в сущности, людей в предателей. Сначала объявив предательство доблестью, потом — государственной необходимостью, потом — возведя его в систему, потом — сделав эту систему настолько же естественной, насколько естественны человеческие потребности.
Научно-технический прогресс — любимое детище нашего столетия — поставил производство иуд на конвейер.
Так было не только в России. В Германии — при Гитлере. В Португалии при Салазаре. В Чили — при Пиночете. Во всех странах, которые назывались социалистическими. Можно еще перечислять и перечислять.
Но меня, естественно, интересуют моя страна и мои соотечественники.
Однажды я обратился через газету, в которой тогда работал, к секретным агентам КГБ, к «стукачам», как их у нас называют, с предложением снять с души камень. Если, конечно, этот камень давит на сердце.
Я и сам не ожидал, что уже спустя день в дверь моей комнаты раздастся осторожный стук и человек скажет мне: «Я тот, к которому вы обращались…» А еще через неделю на мой стол лягут первые письма, на конвертах которых стояло слово «Исповедь».
Далеко не все бывшие секретные агенты работали на спецслужбы — от ВЧК до ФСК — по идейным или каким-либо другим объяснимым причинам. Страну опутала липкая паутина предательства, но зачастую она создавалась ценой трагедий и разрушения личности. Даже самые самодовольные стукачи, не говоря уже о миллионах вынужденных иуд, были продуктами Системы, были РАБАМИ госбезопасности.
Я попытался дать им слово. Для того, чтобы кто-то показался, кто-то объяснился, кто-то — а были и такие — в лицо мне бросил: я прав, для защиты Родины все методы годны.
Бог им судья. Но, может быть, поэтому, отступая от темы, вспомнил в этой книге и о других людях. Не ставших рабами.
О тех, кого Система не сломила, кто не поддался всеобщей религии предательства. Пусть их было в тысячи, в десятки тысяч раз меньше, но они были. И это они позже возглавили восстание против Системы.
Я сижу сейчас, читаю письма-исповеди, пришедшие ко мне…
Зоя Федоровна Суржина помнит, что в местную, свердловскую Лубянку ее вызвали к 15.30.А это когда было — в 1951 году! Не просто — днем и не просто — после полудня, а именно к 15.30…
А. С. Гуревич не забыл, что каюта, в которую его вызвал особист, чтобы предложить «стучать» на товарищей, имела номер А-40.
Иля Анатольевна Штейн пишет, что свидания ей назначались на Кудринской площади —так в 1933 году называлась площадь Восстания.
Или уж совсем невероятный факт:
«Мне было указано, куда ежемесячно звонить по телефону.
Номер этого телефона я помню даже спустя 55 лет: Некрасовская АТС 2-18-89″ — это пишет агент ОГПУ Н., сейчас уже древний старик.
Нет, не просто так, не случайно выхватывает память из всего накопившегося за жизнь мусора именно эти мгновения.
Из письма в письмо повторялось, что те, кто вербовал, имели «цепкий, колючий взгляд» и «вкрадчивый голос». Да и сами по себе чекисты с первого же знакомства вызывали омерзение.
«Странными казались его лицо и фигура, словно выращивали человека в парнике или накачивали гормональными препаратами, отчего он имел щечки младенца, приличный животик и глаза, не выражающие никакого чувства» (молодой белорусский писатель Славомир Адамович).
«Низкорослый… Короткие ноги. Круглое одутловатое лицо. Пристальные свинячьи глазки» (московский актер А. А. Головин).
Еще десятки подобных портретов чекистов нашел я в исповедях!
Да что, не было, что ли, среди них гусаров? Не было поэтов? Не любили их женщины? Не было среди них рубах-парней и заводил компаний? Не пели разве они в своих компаниях Вертинского в 30-е или Высоцкого в 70-е? Неужели только физическими уродами заполнялись коридоры больших и малых Лубянок во времена ЧК, ГПУ, НКВД, КГБ?..
В другом, наверное, дело.
В страхе перед НИМИ!
«У меня подкосились ноги…», «Я похолодел…», «Ладони тут же стали влажными…», «Я замерла от ужаса…» — подчеркиваю фразы из писем секретных агентов, первых попавшихся, лежащих сейчас передо мной на столе.
Именно страх перед НИМИ превращал ИХ, людей, возможно прелестных в быту или замечательных в дружеских компаниях, в монстров, «накачанных гормональными препаратами».
А страх, переживаемый тобой, может иметь только такое лицо.
Хотя бы этим оправдаться сегодня за тех, кого предал, кого продал, кому изменил…
Нет, зря я так написал! Не для того, чтобы бросить в кого-то камень, я взялся за эту книгу.
И те, кто ждал на конспиративных квартирах, и те, кто, робея, поднимался по лестнице, чтобы прийти на эту конспиративную встречу, — все были частью одной безумной машины.
И ты сейчас, как школьник на уроке физики, пытаешься понять, почему одно колесико приводит в движение другое, другое — третье.
И человек как в метели, которая кружит, кружит и кружит, и не видно дороги, и не видно просвета.
ЮРИЙ ЩЕКОЧИХИН
Hi there, after reading this awesome piece of writing i am also glad to share my knowledge here with colleagues.|