Второй день я слышу в потоке людей одни и те же разговоры:

— Бельведер в Вене отдыхает. Здесь был бы классный парк.

— Чи я дурна, чи я коса… Но це ж ціле село! А мені тисяча гривень пенсії…

— Эх, фазаны-фазаны, где ваш Батя?

— Слона тут не хватает…

Мы движемся в сторону «Хонки» — аляповатого дома из белого камня и дерева, где обитал беглый президент. Народу много, очень много.

— За три дня — 300 тысяч человек, — говорят в комендатуре.

Здесь есть на что взглянуть: поле для гольфа, яхт-клуб, страусы, вертолетная площадка, тир, корт, фазаны, боксерский ринг, спа-салон, 3D-кинотеатр… Территория огромная, три километра в одну сторону. И через каждые десять метров — видеокамера. Видимо, Батя боялся. Готовился отбивать атаку даже с моря. Вдоль всей береговой линии в три ряда натянуты провода. И камеры, камеры, камеры…

Теперь в полосе прибоя работают водолазы. Ищут документы.

— Говорят, он здесь еще патроны утопил и автоматы, — внимательно следит за происходящим молодой парень.

Несколько мужчин с интересом разглядывают «пушку», прикрепленную к ограде загона для скота (судя по запаху, он находился здесь же, возле берега). Предназначение некоторых предметов людям неизвестно.

— Может, это какая-то чесалка для коров.

— Или стрелялка по кабанам.

— Да тут для этого, для пулемета, — делятся предположениями.

— А в кого ж він стріляв?

— Та кого прив’яжуть за ногу — в того і вистреле. Ой, боже, який бедуїн, — качает головой старуха.

На деле оказывается, что это приспособление для орошения.

Столовая на втором этаже в «людской». Сам хозяин едва ли тут бывал

Воруют…

Пока гуляем, вспоминаю анекдот: «Строили в стиле хай-тек, а построили в стиле хай так».

Огромный деревянный дом, статуи из белого мрамора, иллюстрация гибели Помпеи… Зато «по-бахатому», сказала бы Проня Прокоповна. Хотя в целом парк неплохой: молодые березки, ели, клены…

С начала недели внутренние интерьеры закрыли для посетителей. Одни шутят, мол, пеньки уже и без того затоптали. Другие говорят: идет инвентаризация. Но кто ее ведет, никто толком не знает. Вроде работают искусствоведы. Но кто, какие?

Период междувластия в Межигорье ощущается так же остро, как и во всей стране.

— Ничем не могу помочь, — разводит руками автомайдановец Денис, который здесь за старшего.

Мы пытаемся попасть внутрь резиденции с искусствоведом Юрием Сторожко.

— Вот если бы вчера… Последние несколько дней власть вообще не интересовалась Межигорьем. А теперь вроде приехали официальные лица.

— Так к кому обращаться?

— Да бог его знает, каждый что-то свое говорит. У нас здесь, как в революцию: кто что может — тот то и делает. Кто может — организовывает, кто может — ворует. Алкоголь, личные вещи, мелкие картины… — устало говорит Денис.

Пока мы его ждали, ребята из комендатуры, где раньше находился дом охраны, показали нам изделия, которые пытались вынести.

Именной коньяк. На заводе в Армении есть и коньяки имени Кравчука, Ющенко, Кучмы

— Это вещь начала века, — вертит в руках сову с изумрудным глазом мой спутник. — А это — современная, — берет он крохотную корону в форме шапки. — Может, не очень хорошего качества, но золотая и усыпана бриллиантами.

Все это было упаковано в коробки из-под обуви. И, видимо, готовилось «на вынос».

— Ночью (с понедельника на вторник. — «Репортер») один деятель хотел унести шесть пар летней женской обуви и шубу. Двое его подельников, когда увидели, что на выходе проверяют вещи, чухнули обратно в здание комендатуры. Они, видимо, ночевали здесь, — рассказывает молодой парень Паша из 14-й сотни. — И успели все «скинуть». Я думаю, это они сложили вещи в коробки и хотели унести. Видимо, это были охранники Януковича. Они знали, где все хранится, решили вернуться и забрать, — предполагает Паша.

Клетка для попугая. Возможно, среди обитателей дома был еще и кот. Остались его кормушка и кювет

Впрочем, парень, который курит у крыльца, уверяет, что на краже поймали какого-то сотника, едва ли не того, который организовал здесь всю охрану. А Денис говорит, что кого-то вроде поймали, но сотника ли? Мутная история.

Безвластие, словом…

С претензией на дворец

Наконец нам удается попасть в «Хонку». Огромный зал с низкими потолками, рыцарские латы по обе стороны, китайские вазы, корзина с рогом изобилия — и это только черный вход.

Полы из полудрагоценного камня и мраморные лестницы в интерьерах дома

— Вкус, — оглядывается по сторонам Юрий Сторожко, — он либо есть, либо его нет. Мне интересно, кто это натворил.

Массивная мебель, гобелены, шелковые ковры с цветочным узором, белый рояль, люстра высотой в несколько этажей, огромные полотна, мраморные лестницы. Меньше всего это напоминает дворец, скорее логово цыганского барона.

— У царей вкус веками вырабатывался. Кстати, мой друг — а он в этом деле смыслит — говорит, что мрамор завозили из Италии: один квадратный метр — 100 тысяч евро стоит! Это какой-то супермрамор, за которым нужен сложный уход.

Всего в «Хонке» четыре этажа. На третьем — гостиная, бильярдная, столовая. На четвертом — спальни и уборные.

Гостиная третьего этажа с белым роялем. Сюда попадал Янукович, заходя с парадного входа

— Судя по всему, Янукович занимал третий и четвертый. Это и по материалам видно. Пол из полудрагоценного камня, позолота.

Золотого унитаза, который все ищут, мы не обнаруживаем, зато находим душ с позолотой на четвертом этаже. И несколько громадных гардеробных — здесь могла бы уместиться костюмерная большого драматического театра.

Любопытная деталь: в «опочивальне царя» много учебников по английскому языку — Батя старался. И бутылочек с крестами — видимо, что-то ритуальное. У лестницы, ведущей на четвертый этаж, даже пристроена домовая церковь.

Красиво жить не запретишь. Гостиная. Третий этаж

— Обрати внимание, икона святого Виктора Воина в иконостасе, — показывает искусствовед. — Его святой, поди.

— Странно, что картин хороших не видно, — Юрий долго всматривается в полотно на стене. — Мне кажется, это старая копия Поленова, его Палестинский цикл, XIX–XX век. А это, — рассматривает он другую вещь, — что-то западное, но картины никакие. Либо сняли, либо он не интересовался этим. Как-то один очень хороший коллекционер рассказал мне, как подарил высокому чиновнику полотно Бурлюка. И потом, зайдя как-то в гости и не обнаружив этой вещи, поинтересовался у окружения, где она. «Где-то на охране», — отвечают. То есть они даже не поняли, что им подарили.

Таких статуэток в доме беглого президента — не счесть. Но искусствовед Юрий Сторожко говорит, что с точки зрения искусства они не представляют ценности

Впрочем, по-настоящему ценных вещей мы в резиденции так и не нашли. Разве что четыре роскошные севрские вазы середины XIX века.

— Это немецкая мануфактура. Такие могут стоить и $100 тысяч, и $150 тысяч. В зависимости от того, где их покупали.

Все остальное — дорого, помпезно, но ценности не имеет, серьезные коллекционеры такое не берут.

— Ой, боже, як красіво! — заглядывает в дверной проем пожилая женщина, когда мы покидаем «Хонку». — Мужчина, ви хоч цвєточки пополивайте, — уговаривает она охранника. — А ви, женщіна, — обращается ко мне, — уточєк покорміть.

— Интересно было бы у Пшонки побывать, — размышляет на обратном пути Юрий. — Я смотрел видео. Помните, большой стенд под стеклом с белыми крестами? Это офицерские, георгиевские. Последнего Георгия первой степени вручили за русско-турецкую войну. Всего 26 штук раздали, причем мы поименно знаем кому: Суворову, Барклаю-де-Толли… В прошлом году на аукционе в Москве один орден ушел за миллион долларов. Откуда их взял Пшонка? Или это подделки?

В доме имелась и личная церковь

Как знать… На днях Леонид Петрашин из Запорожья (к слову, отставной полковник милиции) опознал по фотографии из резиденции бывшего «генерального» свой коллекционный масонский меч, который у него год назад изъяли местные правоохранители.

— Ну, у украинских коллекционеров Георгиевских крестов I степени точно нет, — уверяет Юрий. — Второй разве что.

Кто крайний в очереди на царя

На КПП у выхода из Межигорья наблюдаю любопытную сцену. Один из лидеров Автомайдана Сергей Коба, который покинул Украину в январе и только недавно вернулся на родину, собирается вместе с товарищами «проведать Яценюка».

— Ниче, щас расприватизируем, — гаерничает Коба. — Я вот думаю, а кто-то может красиво написать на заборе: «Куля в лоб»?

— Я не считаю, что это жесть, — глядя на резиденцию, дрейфит кто-то из товарищей.

— Смотри, а что нужно для одного человека? — парирует Коба.

— У Пшонки тоже снаружи было скромно. Не, я ж не считаю, что у него там золотые батоны лежат. Просто этот человек себя за революцию ника-а-ак не проявил, вообще никак. Пускай живет, мы ж его не трогаем, пускай ставит какие-то кофейные аппараты, но в политику — извини дядя, — тоном, в котором угадывается легендарный Промокашка, вещает Коба.

Самообороновцы поснимали иконы со стен и сложили в подсобке на чердаке (который тянет на полноценный 5-й этаж)

Он недавно уже потребовал убрать с дорог ГАИ — мол, его функции возьмут на себя автомайдановцы — и обещал зарегистрировать движение как политическое. Видимо, теперь набирает дивиденды.

— Так шо, я уже хочу в туалет?! Может, позвонить ему?

— Та набирай, набирай — вальяжничает «руководитель концессии». — Вон домофон.

Из ворот так никто и не вышел.

— Все, идем назад?

На том и закончили.

— Господи, господи, пережить бы всех этих детей лейтенанта Шмидта с их инициативами, — листая новости в iPad, вздыхает немолодая дама, ожидая своей очереди зайти на территорию резиденции.

— Вот-вот, — кивает ее подруга. — Еще пару месяцев всей этой свистопляски, и с экономикой можно будет попрощаться.

— О, заходим!